Беседка / «…И мучительно жить захочу!»: к 200-летию поэта Николая Некрасова
200 лет исполнилось со дня рождения Николая Алексеевича Некрасова, выдающегося русского поэта первого ряда.
200 лет исполнилось со дня рождения Николая Алексеевича Некрасова, выдающегося русского поэта первого ряда. Во многом – биографией, сутью своего творчества – он заметно отличался от «коллег», творивших на литературной ниве его времени, середины и второй половины девятнадцатого века.
Некрасов по сути литературных трудов куда более народен, чем великие дворянские поэты Пушкин и Лермонтов. Близость к низам проявлялась почти исключительно характером, содержанием произведений, в быту и личной жизни Николай Алексеевич был личностью совершенно индивидуальных качеств и проявлений – до эксцентричности, открытого вызова общественному мнению. Сейчас, в дни юбилея, об этом можно прочесть много всего…
Писать о творцах исторического значения мне интересно, если они своим наследием вторгались в мои очень личные жизненные обстоятельства. Некрасов – из таких, потому мне есть о чём сказать в связи с юбилеем.
В 1976 году издательством «Детская литература» был выпущен тоненький зелёного цвета сборник Некрасова, скромно озаглавленный «Лирика». Книга, судя по всему, была раскуплена тут же, и через два года её издали дополнительным тиражом. При первом привозе в книжный магазин Нового Торъяла я, что называется, отхватил целых два экземпляра. Почему два? Беглого прочтения нескольких текстов у книжных стеллажей хватило понять, что имею дело с вовсе не известным мне Некрасовым-поэтом. Оглушили строки…
Я не люблю иронии твоей.
Оставь её отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Ещё остаток чувства сохранившим, –
Нам рано предаваться ей!
Пока ещё застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока ещё кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты –
Не торопи развязки неизбежной!
И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
И это после заученных когда-то наизусть обличительных стихов из наследия поэта-гражданина! Вспомним самое короткое из них:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашёл я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из её груди,
Лишь бич свистал, играя...
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
Теперь в память врезались иные строки:
Я сегодня так грустно настроен,
Так устал от мучительных дум,
Так глубоко, глубоко спокоен
Мой истерзанный пыткою ум,
Что недуг, моё сердце гнетущий,
Как-то горько меня веселит –
Встречу смерти, грозящей, идущей,
Сам пошёл бы… Но сон освежит –
Завтра встану и выбегу жадно
Встречу первому солнца лучу:
Вся душа встрепенётся отрадно,
И мучительно жить захочу!
А недуг, сокрушающий силы,
Будет так же и завтра томить
И о близости тёмной могилы
Так же внятно душе говорить…
И вместе с тем шутливо-озорное стихотворение:
Где твоё личико смуглое
Нынче смеётся, кому?
Эх, одиночество круглое!
Не посулю никому!
А ведь, бывало, охотно
Шла ты ко мне вечерком,
Как мы с тобой беззаботно
Веселы были вдвоём!
Как выражала ты живо
Милые чувства свои!
Помнишь, тебе особливо
Нравились зубы мои,
Как любовалась ты ими,
Как целовала, любя!
Но и зубами моими
Не удержал я тебя…
КОГДА участникам семинара-совещания молодых очеркистов в Ярославле летом 1979 года предложили съездить в Карабиху, музей-усадьбу Некрасова, я с радостью отправился туда. От экскурсии запомнилось не так много. Большой, во весь рост, портрет Екатерины II в лестничном пролёте между этажами (сейчас он висит в гостиной, самой просторной комнате дома). Заинтересовала история с деревом, росшим перед самым входом, которое якобы посажено самим поэтом и было особенно любимо им. Незадолго до нашего посещения дерево погибло (кажется, от удара молнии). Устроители музея, желая сохранить ценное свидетельство былого, в глубокую расщелину пня посадили молодое такое же деревце. Оно прижилось и уже вытянулось метра на два. Чувствовалось, что экскурсовод прямо-таки гордится получившейся затеей. Мучительно пытаюсь вспомнить: что это за дерево-то было? Кедр, лиственница, берёза… Теперь перед сильно похорошевшим, судя по фотографиям в интернете, главным строением музея ничего, кроме цветников, нет – проверить мою память не удастся.
Удивительно, спустя полтора года Карабиха невероятным образом напомнила мне о себе. В октябре 79-го я пришёл в редакцию советской районной газеты «За коммунизм» и уже с ноября начал издавать ежемесячную «Литературную страницу» из произведений местных, живущих в республике авторов. Тогда были открыты Алевтина Сагирова, Николай Михеев, Алексей Бахтин, Олег Иванов, Сергей Сурков…
Однажды в мой редакционный кабинет вошёл рослый, стройный человек лет тридцати. Ладно сидевшая на нём куртка была фасона, о чём-то мучительно напоминавшего. Брюки аккуратно заправлены в сапоги из хорошей кожи. Представился: Николай Агафончиков. Далее состоялся короткий диалог, начало которого я приведу:
– Читаю районную газету. Нравится литстраница. Вот, прошу опубликовать моё стихотворение «Пихта».
– Мы печатаем местных авторов. Вы откуда?
– Из Карабихи. Слышали, наверное, о таком местечке в Ярославской области? Но сейчас я, можно сказать, тоже местный.
– О Карабихе, конечно, знаю, был там в июне прошлого года. Сейчас где живёте?
– Отбываю срок в исправительно-трудовой колонии в посёлке Ясный. Угодил по пьяной лавочке, участвовал в драке. Скоро освобождаюсь…
– Стихи давно пишете?
– Ну да… Я ж земляк великого поэта.
Стихотворение мы напечатали 20 декабря 1980 года. С эпиграфом: «В марийском лесу я впервые увидел пихту. И поразился красоте дерева…»
ПИХТА
Как-то однажды весенней порой
я на природе искал свою рифму.
Но не нашёл… По дороге домой
встретил нежданно красавицу-пихту.
И изумился: осина – корой,
ствол, как у тополя, взвился упрямо.
Мягкой подружек ласкает рукой,
словно детей – терпеливая мама.
Кротость и силу, покой и красу
ровно струило чудесное древо.
«Вот, – я подумал, – в апрельском лесу
мне повстречалась его королева».
Агафончиков домой уезжал с автостанции посёлка Советский. Перед этим зашёл в редакцию попрощаться. Благодарил за опубликованные подборки его стихов, заверил, что глупостей больше не наделает…
Мои стыки с Николаем Некрасовым этим не исчерпываются. В 1981 – 1983 годах я написал поэму «Анна», где вслед за прологом следуют следующие строки:
…Однажды вспомни, будь так ласкова:
мы вдруг нашли т а к и е строки
в зелёном сборнике Некрасова,
нам о которых на уроке
не говорили. Удивительны!
Теперь нам, взвинченным, до сна ли.
Ещё и совести винительны,
что столько прожили – не знали.
Купив по книге, мы святынями
друг другу чувственно дарили...
Тогда мы верили, что злыднями –
кто не читает. Тронут или.
Я не люблю твоей иронии...
Оставь её не жившим... Ранен,
блуждал я в стройной... какофонии,
так стих внезапен был и странен.
Ей говорил: талант, амбиции
и мне выходят только боком
в глухой занюханной провинции.
«Зато ты чистый перед Богом, –
вставляла тут же в оправдание,
слегка отчёркивала ногтем
строку, найдя её заранее. –
Читай!» – подталкивала локтем.
А там – о чести Добролюбова,
высокой гордости поэта...
Нет для таких ни града Глупова,
ни жалкой тьмы анахорета.
Я только небо брал в свидетельство
допрежь, в себя безумно веря.
Но только торкало Отечество...
Смирялся: будь его потеря.
Круг, как говорится, замкнулся. Нет, лучше так: история закольцевалась должным, творческим выплеском.
Почему поэма опубликована не сразу после написания? Причин несколько. Но довольно было и одной из них – из-за первой строки. Вот, убедитесь…
У нас, в принуждённом к союзу Союзе,
есть город (откуда он взялся?) Сво-бод-ный!
Город Свободный – родина героини поэмы «Анна».
Автор:
Герман Пирогов
Некрасов по сути литературных трудов куда более народен, чем великие дворянские поэты Пушкин и Лермонтов. Близость к низам проявлялась почти исключительно характером, содержанием произведений, в быту и личной жизни Николай Алексеевич был личностью совершенно индивидуальных качеств и проявлений – до эксцентричности, открытого вызова общественному мнению. Сейчас, в дни юбилея, об этом можно прочесть много всего…
Писать о творцах исторического значения мне интересно, если они своим наследием вторгались в мои очень личные жизненные обстоятельства. Некрасов – из таких, потому мне есть о чём сказать в связи с юбилеем.
В 1976 году издательством «Детская литература» был выпущен тоненький зелёного цвета сборник Некрасова, скромно озаглавленный «Лирика». Книга, судя по всему, была раскуплена тут же, и через два года её издали дополнительным тиражом. При первом привозе в книжный магазин Нового Торъяла я, что называется, отхватил целых два экземпляра. Почему два? Беглого прочтения нескольких текстов у книжных стеллажей хватило понять, что имею дело с вовсе не известным мне Некрасовым-поэтом. Оглушили строки…
Я не люблю иронии твоей.
Оставь её отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Ещё остаток чувства сохранившим, –
Нам рано предаваться ей!
Пока ещё застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока ещё кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты –
Не торопи развязки неизбежной!
И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
И это после заученных когда-то наизусть обличительных стихов из наследия поэта-гражданина! Вспомним самое короткое из них:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашёл я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из её груди,
Лишь бич свистал, играя...
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
Теперь в память врезались иные строки:
Я сегодня так грустно настроен,
Так устал от мучительных дум,
Так глубоко, глубоко спокоен
Мой истерзанный пыткою ум,
Что недуг, моё сердце гнетущий,
Как-то горько меня веселит –
Встречу смерти, грозящей, идущей,
Сам пошёл бы… Но сон освежит –
Завтра встану и выбегу жадно
Встречу первому солнца лучу:
Вся душа встрепенётся отрадно,
И мучительно жить захочу!
А недуг, сокрушающий силы,
Будет так же и завтра томить
И о близости тёмной могилы
Так же внятно душе говорить…
И вместе с тем шутливо-озорное стихотворение:
Где твоё личико смуглое
Нынче смеётся, кому?
Эх, одиночество круглое!
Не посулю никому!
А ведь, бывало, охотно
Шла ты ко мне вечерком,
Как мы с тобой беззаботно
Веселы были вдвоём!
Как выражала ты живо
Милые чувства свои!
Помнишь, тебе особливо
Нравились зубы мои,
Как любовалась ты ими,
Как целовала, любя!
Но и зубами моими
Не удержал я тебя…
КОГДА участникам семинара-совещания молодых очеркистов в Ярославле летом 1979 года предложили съездить в Карабиху, музей-усадьбу Некрасова, я с радостью отправился туда. От экскурсии запомнилось не так много. Большой, во весь рост, портрет Екатерины II в лестничном пролёте между этажами (сейчас он висит в гостиной, самой просторной комнате дома). Заинтересовала история с деревом, росшим перед самым входом, которое якобы посажено самим поэтом и было особенно любимо им. Незадолго до нашего посещения дерево погибло (кажется, от удара молнии). Устроители музея, желая сохранить ценное свидетельство былого, в глубокую расщелину пня посадили молодое такое же деревце. Оно прижилось и уже вытянулось метра на два. Чувствовалось, что экскурсовод прямо-таки гордится получившейся затеей. Мучительно пытаюсь вспомнить: что это за дерево-то было? Кедр, лиственница, берёза… Теперь перед сильно похорошевшим, судя по фотографиям в интернете, главным строением музея ничего, кроме цветников, нет – проверить мою память не удастся.
Удивительно, спустя полтора года Карабиха невероятным образом напомнила мне о себе. В октябре 79-го я пришёл в редакцию советской районной газеты «За коммунизм» и уже с ноября начал издавать ежемесячную «Литературную страницу» из произведений местных, живущих в республике авторов. Тогда были открыты Алевтина Сагирова, Николай Михеев, Алексей Бахтин, Олег Иванов, Сергей Сурков…
Однажды в мой редакционный кабинет вошёл рослый, стройный человек лет тридцати. Ладно сидевшая на нём куртка была фасона, о чём-то мучительно напоминавшего. Брюки аккуратно заправлены в сапоги из хорошей кожи. Представился: Николай Агафончиков. Далее состоялся короткий диалог, начало которого я приведу:
– Читаю районную газету. Нравится литстраница. Вот, прошу опубликовать моё стихотворение «Пихта».
– Мы печатаем местных авторов. Вы откуда?
– Из Карабихи. Слышали, наверное, о таком местечке в Ярославской области? Но сейчас я, можно сказать, тоже местный.
– О Карабихе, конечно, знаю, был там в июне прошлого года. Сейчас где живёте?
– Отбываю срок в исправительно-трудовой колонии в посёлке Ясный. Угодил по пьяной лавочке, участвовал в драке. Скоро освобождаюсь…
– Стихи давно пишете?
– Ну да… Я ж земляк великого поэта.
Стихотворение мы напечатали 20 декабря 1980 года. С эпиграфом: «В марийском лесу я впервые увидел пихту. И поразился красоте дерева…»
ПИХТА
Как-то однажды весенней порой
я на природе искал свою рифму.
Но не нашёл… По дороге домой
встретил нежданно красавицу-пихту.
И изумился: осина – корой,
ствол, как у тополя, взвился упрямо.
Мягкой подружек ласкает рукой,
словно детей – терпеливая мама.
Кротость и силу, покой и красу
ровно струило чудесное древо.
«Вот, – я подумал, – в апрельском лесу
мне повстречалась его королева».
Агафончиков домой уезжал с автостанции посёлка Советский. Перед этим зашёл в редакцию попрощаться. Благодарил за опубликованные подборки его стихов, заверил, что глупостей больше не наделает…
Мои стыки с Николаем Некрасовым этим не исчерпываются. В 1981 – 1983 годах я написал поэму «Анна», где вслед за прологом следуют следующие строки:
…Однажды вспомни, будь так ласкова:
мы вдруг нашли т а к и е строки
в зелёном сборнике Некрасова,
нам о которых на уроке
не говорили. Удивительны!
Теперь нам, взвинченным, до сна ли.
Ещё и совести винительны,
что столько прожили – не знали.
Купив по книге, мы святынями
друг другу чувственно дарили...
Тогда мы верили, что злыднями –
кто не читает. Тронут или.
Я не люблю твоей иронии...
Оставь её не жившим... Ранен,
блуждал я в стройной... какофонии,
так стих внезапен был и странен.
Ей говорил: талант, амбиции
и мне выходят только боком
в глухой занюханной провинции.
«Зато ты чистый перед Богом, –
вставляла тут же в оправдание,
слегка отчёркивала ногтем
строку, найдя её заранее. –
Читай!» – подталкивала локтем.
А там – о чести Добролюбова,
высокой гордости поэта...
Нет для таких ни града Глупова,
ни жалкой тьмы анахорета.
Я только небо брал в свидетельство
допрежь, в себя безумно веря.
Но только торкало Отечество...
Смирялся: будь его потеря.
Круг, как говорится, замкнулся. Нет, лучше так: история закольцевалась должным, творческим выплеском.
Почему поэма опубликована не сразу после написания? Причин несколько. Но довольно было и одной из них – из-за первой строки. Вот, убедитесь…
У нас, в принуждённом к союзу Союзе,
есть город (откуда он взялся?) Сво-бод-ный!
Город Свободный – родина героини поэмы «Анна».
Автор:
Герман Пирогов
Последние новости
Впервые назначенный судья принял присягу
26 июля 2024 года в Йошкар-Олинском городском суде состоялось принесение присяги судьей, впервые назначенным на должность.
Церемония присяги!
Сегодня в торжественной обстановке в Йошкар-Олинском городском суде в соответствии с требованиями ст.
Судья Йошкар-Олинского городского суда Республики Марий Эл приведен к присяге
26 июля 2024 года заместитель Председателя Верховного Суда Республики Марий Эл Попов Г.В.
Одноразовые станки: советы по выбору
Как выбрать одноразовые станки для покупки?